Алекс Троттер

Рабочие против работы:
трудящиеся Парижа и Барселоны в период Народных фронтов

Workers Against Work: Labor in Paris and Barcelona During the Popular Fronts. By Michael Seidman (University of California Press, 1990). 384 pages. $50.00 hardcover.

Книга представляет собой сравнительное исследование того, как рабочие сопротивлялись трудовой дисциплине, введенной пришедшими к власти партиями, "отстаивающими интересы рабочего класса" (т.е., социалистами, коммунистами, анархо-синдикалистами, и различными другими левыми и либералами) в ходе двух различных, но происходивших в одно и то же время в 1930-х общественных процессов. В отличие от стандартных историй о защите труда, которые, кажется, всегда прославляют любые политические и экономические действия профсоюзов и партий, Сейдман предлагает реальную историю повседневной жизни периода Народных фронтов в Испании и Франции и уделяет внимание тому, как рабочие боролись против работы. Сейдман проделал замечательную работу, показав, как "прогрессивные силы" боролись не только со своими врагами справа, но также с безразличием и недисциплинированностью масс, чьи интересы они защищали (даже если он кажется время от времени слишком озабоченным оправданием своего сочувствия сопротивляющимся рабочим). Увы, цена $50 будет выглядеть устрашающе для большинства потенциальных читателей, особенно самих рабочих, которые смогли бы извлечь из нее максимум пользы. Те, кто имеют доступ в Интернет, могут прочитать полную книгу на сайте Калифорнийского университета в режиме "онлайн" (как это сделал я).
Адрес сайта: http://www-ucpress.berkeley.edu:3030/dynaweb/public/books/history/seidman

Сейдман исследует социальные и исторические отличия между Францией и Испанией, пути, которыми эти различия привели к отличающимся стилям руководства левых коалиций, и в то же время показывает, насколько похожими были методы, использовавшиеся в двух странах рабочими, чтобы уклоняться от работы или смягчить требования к производительности труда. Сейдман показывает методы, использовавшиеся левыми (революционерами в Испании, реформистами во Франции), чтобы обеспечить дисциплину на рабочем месте, при помощи кнута или пряника. Два определения классового сознания вошли в острое противоречие. Для активистов это значило продуктивно работать для построения социализма. Для рабочих - насколько это возможно избегать тягот наемного труда. Сейдман рассматривает специфическую борьбу женщин, иммигрантов и безработных, также как и основной части мужчин, граждан и рабочих, имеющих работу.

Испания находилась на гораздо более низком уровне индустриального развития, чем Франция. В этой стране никогда не было как таковой настоящей буржуазной либеральной революции, а Просвещение сделало лишь первые шаги. Основная власть оставалась в руках финансовых олигархов, крупных земельных собственников, католической церкви и военных. В Каталонии находилась наиболее развитая промышленность в Испании, но даже там буржуазия была относительно слаба. Власть была мафиозной и в исключительной степени патерналистской [1] с частыми полицейскими репрессиями и военным вмешательством в политику (пронунсиаменто [2]). Рабочий класс в первую половину 20-го века был особенно воинствующим, постоянно происходили кровавые столкновения с предпринимателями, церковью и полицией. Народный фронт пришел к власти в то время, когда рабочими фактически был совершен переворот; церкви сожжены, а заводы и фабрики - оставлены своими владельцами, сбежавшими ради спасения жизни. Основные организации рабочих, CNT анархо-синдикалистов и марксистский UGT, выражали революционную идеологию и до 30-х, и в 1930-е годы. Марксисты и анархисты одинаково поддерживали идеологию модернизации и развития. На их взгляд индустриальная модернизация была задачей, за которую должен был взяться пролетариат, т.к. буржуазия не смогла или не захотела этого сделать.

В противоположность Испании, во Франции была стабильная демократия, с разделением церкви и государства; сильный класс буржуазии, исповедовавшей идеологию модернизации и прогресса, в которой не было разделения на <иудеев> и <протестантов>. Была высокоразвитая промышленность и единый национальный рынок. Антиклерикализм исчез после дела Дрейфуса [3]. Во время Третьей республики было свободное общественное образование, и, таким образом, не было особой потребности в модернизации школ, которую проводили анархо-синдикалисты в Испании. Ко времени Народного фронта ведущие рабочие организации - Социалистическая партия (SFIO), Коммунистическая партия (PCF), и CGT (профсоюзы) - в значительной степени отказались от революционной идеологии. Поддерживая французский патриотизм времен первой мировой войны (священный союз), Социалисты и CGT вписались в существующий государственный строй и показывали правящему классу, что они не представляют революционной угрозы. Анархо-синдикализм во Франции исчез после первой мировой войны и ему на замену пришел коммунизм как основная революционная идеология. Несмотря на политические и тактические разногласия, Социалисты и Коммунисты объединились для создания Народного фронта. Во время Народного фронта были вспышки насилия, но капиталисты остались владельцами средств производства. Не было угроз государству справа, в стиле Франко. Офицеры во Франции оставались лояльными, хотя возможно и недовольными, по отношению к республике, даже во время первого красного правительства со времен Коммуны.

Сейдман сравнивает уровень развития Испании в 1930-х с уровнем дореволюционной России; здесь сила революционной идеологии была похожа на советскую. Как и русские марксисты, анархисты-революционеры Испании видели себя просветителями. Испанский народный фронт (который включал CNT, POUM, Социалистическую партию, Коммунистическую партию и каталонских националистов) использовал советские методы, включая Стахановское движение, социалистическое реалистическое пропагандистское искусство, и даже лагеря для сопротивляющихся рабочих, укомплектованные охраной, набранной в CNT. Несмотря на разногласия, последователи Маркса и Бакунина объединяли свои усилия, чтобы выжать максимум из рабочих. В Испании дисциплинарные меры, предпринятые по отношению к рабочим профсоюзами и левыми властями, были вызваны не просто острой военной необходимостью (для войны с Франко), но и являлись последовательными выводами из основ идеологий Марксизма и анархо-синдикализма, особенно проект рационализации производства и прославление науки и техники, включая энтузиазм по отношению к Тейлоризму [4]. Другими прогрессивными проектами испанских революционеров были грандиозные общественные работы типа постройки дорог, дамб и другой инфраструктуры. Они демонстрировали пристрастие к урбанизации Ле Корбузье (Le Corbusier), который мечтал о массовом автомобиле.

На ранних этапах Испанской Революции, были отменены сверхурочные работы и разница в оплате труда. Но так как CNT и UGT столкнулись с постоянным сопротивлением рабочих призывам больше производить и больше жертвовать на военные нужды, сверхурочные и разница в оплате труда были восстановлены. Рабочие всеми возможными способами воровали инструменты и запчасти, симулировали раны и болезни, уклонялись от посещения собраний профсоюзов и выплаты взносов. Народный фронт отвечал штрафами, увольнениями, кампаниями по сокращению остановок работы на время фиесты (церковных праздников), и попытками ликвидировать Рождественские праздники и новогодние премии. Профсоюзы требовали использования собственных врачей для проверки болезней и производственных травм рабочих. Ярлык саботажника приклеивали каждому рабочему, который жаловался, грубил клиентам, использовал рабочий телефон для несрочных звонков и не брал дополнительной работы после завершения основной. Работающий спустя рукава даже приравнивался к фашисту: "Ленивый - тот же фашист", - гласил один из лозунгов. Все взрослые люди от 18 до 45 должны были иметь справку о том, что они работают, наличие которой у них могли проверить в любое время. Проводились кампании, направленные на искоренение пьянства, азартных игр, порнографии. UGT напоминал рабочим, что революция - это не вечеринка, в то время как CNT утверждал, что необходимо работать над сознательностью и нравственной просвещенностью масс.

Сейдман ставит под сомнение представление о том, что организации, не входившие в течение CNT, предлагали сколь-либо серьезную альтернативу коррупции и бюрократии с точки зрения сопротивления трудовой дисциплине. Например, "Друзья Дуррути" (Friends of Durruti), кого он называет крайне левыми, призывали к еще более интенсивной работе, самопожертвованию и даже к принудительному труду. Сам Дуррути заявлял, что революция должна быть тоталитарной (на самом деле слово "тоталитарный" имело для Дуррути иной смысл, чем для Муссолини - он считал, что революция должна быть всеохватной, тотальной. - Прим. ред). Mujeres Libres, женская организация, примкнувшая к CNT, восхищалась советскими заявлениями об искоренении проституции.

Во Франции методы принуждения Народного фронта были мягче, чем в Испании, отражая более высокую степень приспособления французского рабочего класса к промышленной системе и большую стабильность в обществе. Сейдман пытается показать, что роль профсоюзов и левых не была исключительно насильственной, что они также, в зависимости от ситуации, помогали рабочим требовать снижения работы. Хотя они и пришли к власти на волне забастовок в 1936, французские левые были заинтересованы не в построении диктатуры пролетариата в условиях спартанского экономического развития, но в борьбе за интеграцию пролетариата в формировавшееся общество потребителей. Так, лозунг коммунистов того времени гласил: "Ривьера для всех" (т.е., не только для богатых). Главной политической целью Народного фронта был краткосрочный союз, чтобы задержать распространение фашизма, но в то же время он являлся и признанием того, что революция Советского или синдикалистского типа во Франции реально была невозможна, хотя она и продолжала еще фигурировать в напыщенных речах.

В отличие от Испании, основные механизмы контроля над рабочим классом во Франции были установлены самими капиталистами. Французским капиталистам не требовалось указки левых промышленных активистов в претворении в жизнь концепции тейлористского научного управления или сдельной оплаты труда. Дисциплина в заводских цехах была жесткой, и мастера во Франции были, как пишет Сейдман, лояльными сержантами в армии производства, в то время как их коллеги в Испании часто действительно оказывались на одной стороне с рабочими в борьбе против власти боссов и сеньоров. Хотя и менее радикальные, чем испанцы, французские рабочие демонстрировали достаточное неповиновения, для того, чтобы заставить "капитанов индустрии" завидовать заводскому режиму в "странах порядка," таких как США, Великобритания и Германия.

До Народного фронта во Франции обычной была 48-часовая рабочая неделя. Двумя главными достижениями правительства левых, возглавляемого лидером социалистов Леоном Блюмом, были 40-часовая рабочая неделя и оплаченный отпуск. Предприниматели со скрежетом подчинились сокращению рабочего времени. Но рабочие продемонстрировали свою "благодарность" за эти достижения, которых они добились при помощи левых и профсоюзов, постоянным требованием большего, пользуясь при этом тысячами несанкционированных путей. Забастовки в 1936-ом, которые привели Народный фронт ко власти, а также и более поздние, были, как правило, спонтанными и поначалу заставали левых и профсоюзных активистов врасплох, только потом профсоюзы постепенно ставили забастовки под свой контроль. Как и в Испании, рабочие начали опаздывать на работу, пьянствовать, воровать, снижать темп работы, сопротивляться сдельной оплате труда, симулировать травмы и болезни, пренебрежительно относиться к начальству и властям. Безработные часто отказывались от предложений правительственной службы занятости. В ходе забастовок имело место значительное разрушение техники и другой собственности, стоившее многих тысяч франков. Неповиновение продолжалось и после прекращения забастовок. В своих обращениях Народный фронт призывал рабочих победить фашизм, но рабочие имели на этот счет свои собственные представления: для них настоящим фашизмом была железная дисциплина на рабочем месте. Рабочие часто называли фашистами демократических боссов, мастеров, инженеров, и других управленцев (фактически, в рядах последних было достаточно будущих сторонников маршала Петена), а также штрейкбрехеров. Сейдман приводит пример образцового рабочего-"стахановца", сопровождаемого домой сотнями его товарищей, которые оплевали его с головы до ног.

Блюм критиковал рабочих за отказ от сверхурочных, включая работу в выходные, и за снижение производительности труда. Но, видимо, он был действительно популярен. Он обещал, что Социалистическое правительство Франции не будет открывать огонь по рабочим, как это сделали Социал-демократы в Германии при Носке (Noske) после первой мировой войны. Он сумел сдержать свое обещание, но, правда, тогда, в 1930-х, Франция так и не оказалась в революционной ситуации, так что это обещание и не подвергалось серьезным испытаниям.

Левые, как и правые, вели цивилизованное наступление на рабочий класс с целью управлять его образом жизни в интересах повышения производительности труда. Даже увеличение нерабочего времени было частью этого управления. Распущенность в народной культуре искоренялась посредством организации свободного времени (не путать с бездельем или ленью) и пропагандой потребления, как образа жизни. Активисты ругали рабочих за курение, пьянство, игру в карты и на ипподроме. Тем временем, началась эпоха распродаж для населения и покупок в кредит. CGT воплотил в жизнь оплачиваемые отпуска. Отпуска рассматривались в прагматическом свете, как необходимое восстановление для еще более интенсивного труда. В жизнь входили автомобили, хотя в это время большинство рабочих не могли себе их позволить; большинство поездок осуществлялось на велосипедах. Коммунисты плакались, что французские автомобилестроители не смогли демократизировать автомобиль.

Конец народного фронта в Испании пришел, как известно, с военной победой Франко над республикой. Во Франции он наступил из-за различных причин, включая растущее нежелание буржуазии терпеть снижение конкурентоспособности на международных рынках из-за сокращения рабочего времени. Увеличившимся зарплатам сопутствовали растущие цены, что возмущало средние классы. Усиление международной напряженности, вызванное шагами Гитлера, способствовало желанию французского правящего класса навести порядок в своем собственном доме, чтобы встретить угрозу во всеоружии. Правительство Даладье, в котором преобладали представители Радикальной партии, либерального союзника красных партий в Народном фронте, заявило французским рабочим, чтобы те бросили заниматься ерундой и работали больше и лучше. Того, как социалисты, коммунисты и профсоюзы пытались выполнить эту задачу, было недостаточно для защиты порядка и права на труд. Следующая всеобщая спонтанная забастовка последовала в 1938-ом, чтобы предотвратить увеличение 40-часовой рабочей недели. Ответственность за нее хозяева возложили на коммунистическую партию, и PCF охотно поставило это себе в заслугу. С провалом этой забастовки Народный фронт окончательно потерял инициативу.

Сейдман утверждает, что сопротивление или безразличие рабочих утопическим прожектам новой организации труда, способствовали использованию принудительных мер со стороны государственных и профсоюзных активистов. Можно спекулировать тем, пишет он, что бюрократизация и централизация CNT и государства могли бы быть меньше, если бы рабочие добровольно пошли на жертвы. Демократическое управление рабочих могло бы иметь больше шансов на успех, и у централизованной военной экономики оказалось бы меньше защитников. Но он не приводит никаких доказательств в пользу такого рода предположений, и это заставляет задать вопрос, почему он вообще их выдвигает, тем более, что, они, кажется, противоречат главным тезисам книги. Или он перестраховывается? Противоречие в позиции Сейдмана проявляется и тогда, когда он признает, что сопротивление рабочих увеличению рабочего времени и производительности труда вредило военным действиям против франкизма в Испании, как и военным приготовлениям Франции во время организованного нацистами перевооружения Германии. (Рабочие авиационной промышленности Франции уклонялись от работы по выходным, пытаясь отстоять с трудом заработанную 40-часовую неделю, в то время как рабочие авиационной промышленности Германии вкалывали от 50 до 60 часов в неделю.) Но в другом месте он указывает, что то, о чем действительно следует сожалеть, - это ситуация, при которой германские рабочие не последовали примеру их французских товарищей в отстаивании права на лень. Эту проблему он мог бы исследовать более детально.

Автор заканчивает ссылкой на книгу Поля Лафарга "Право на лень". Вместе с Лафаргом, он полагает, что упразднение государства и наемного труда (Сейдман никогда не говорит об упразднении работы) зависит от реализации автоматико-кибернетической утопии, в которой машины будут делать всю работу за человека. Эта спорная концепция остается неразобранной. Можно возразить, что для устранения сопротивления рабочих нужен не рабочий контроль над средствами производства, а скорее устранение наемного труда как такового. Сейдман также говорит, что сопротивление рабочих, которое он описал, нельзя представлять как результат их ложного сознания, отсталости, или симпатии к правым. Но к кому обращено это предостережение? Мало кто из левых/профсоюзных лидеров и активистов захотят прочитать эту книгу. Еще меньше смогут, прочитав, переварить ее. Язык Сейдмана здесь выдает некую академическую робость и боязнь неодобрения со стороны его левых коллег с факультета истории или социологии.

Согласно Сейдману, "сопротивленцы не смогли ясно сформулировать, как они видят в будущем рабочее место (организацию труда) или общество в целом". Это утверждение указывает на одну из тайн, присущих борьбе против работы. Теперь, как и тогда, сопротивление работе вездесуще, но молчаливо. Оно не нуждается в героях, даже презирает их, но те, кто агитируют против работы, могут играть некую тайную, неопределенную роль в поддержке движения. Неорганизованное, это сопротивление подобно магме, бурлящей под поверхностью современного общества. Мы не знаем, скоро или нет произойдет ее следующее великое извержение, и в какой стране оно случится в следующий раз.

Примечания.

1). Патернализм - в области трудовых отношений показная предпринимательская "благотворительность" в целях создания иллюзии заботы об интересах трудящихся. Используется для подрыва рабочих организаций и ослабления классовой борьбы пролетариата. Составная часть теории и практики "человеческих отношений", "социального партнерства" и т.п.

2). В Испании и Лат. Америке название государственного военного переворота.

3). Дело Дрейфуса - сфабрикованное в 1894 г. реакционной французской военщиной судебное дело по ложному обвинению офицера французского Генерального штаба еврея А. Дрейфуса (A. Dreyfus) в шпионаже в пользу Германии. Несмотря на отсутствие доказательств, суд приговорил Дрейфуса к пожизненной каторге. Борьба вокруг Дела Дрейфуса привела к политическому кризису. Под давлением общественного мнения Дрейфус в 1899 был помилован, а в 1906 г. реабилитирован.

4) Тейлоризм - система капиталистической организации производства, цель которой - получение прибыли путем максимального повышения интенсивности труда. Основана на глубоком разделении труда, рационализации трудовых движений. Предложена американским инженером Ф.У. Тейлором (F.W. Taylor, 1856-1915). Называя Тейлоризм ""научной" системой выжимания пота", В.И. Ленин в то же время подчеркивал важность заимствования всего прогрессивного, что содержит Тейлоризм.

Английский оригинал из Anarchy: A Journal of Desire Armed #51. http://www